Эмоциональное мироощущение художников и артистов, да и весь мир искусства были совершенно чуждыми четкому аналитическому мышлению Холмса. Исключая игру на своей любимой скрипке, которую Холмс брал в руки лишь в периоды бездействия или, наоборот, при напряженном расследовании запутанных криминальных загадок, его мыслительные процессы были предельно рациональными. Так случилось и на этот раз, когда широко обсуждаемое в центральной печати убийство одного из довольно состоятельных лондонских торговцев произведениями искусства и последующая встреча с нервничающей клиенткой дали в руки великому детективу расследование, которое великолепно отвечало его натуре.
В самом деле эмоциональная художественная природа личностей, фигурировавших в этом деле (я назвал его «Приключение савана Спартака»), резко контрастировала с логичным и рациональным подходом к химии и ко всему делу, которым воспользовался Шерлок Холмс при решении этой тупиковой проблемы.
Все началось промозглым ноябрьским утром 1897 года. Я сидел в своем кресле у потрескивающего камина на Бейкер-стрит, 221Б, просматривая свежий медицинский журнал, когда Холмс появился из затемненного угла своего лабораторного стола в длинной рабочей одежде с большой вишневой трубкой во рту. Клубы не слишком приятного сизого дыма поднимались к потолку комнаты.
— Как часто красота и печаль, Ватсон, стоят рядом. Даже мы с вами впадаем в меланхолию при звуках симфонии или задумчиво глядя на золотой закат. И не бывает ли у красивых женщин тревожно на душе?
— Холмс, — удивился я, — что заставляет вас так философствовать?
— Взгляните-ка сюда, мой друг. — Холмс указал на свой лабораторный стол с несколькими пробирками, содержащими какие-то желтоватые жидкости. — Это, Ватсон, пробы урины графини Андреа Ланнер Дел Рей, которые Скотланд-Ярд тайно получил от прислуги самой графини. А здесь — раствор трихлорида железа, каплю которого я добавляю на ваших глазах.
Как только капля упала в пробирку, раствор стал ярко-красным.
— Ну и что это значит, Холмс? — спросил я.
— Это значит, дорогой мой, — назидательно ответил он, — что прекрасную графиню, жизнь которой лондонские простолюдины считают сказочной, ожидают неприятности. Поскольку урина курителей опиума содержит опиумные соединения, в том числе насыщенные и ненасыщенные кислоты и фенольные производные, она окрашивается под действием хлорида железа. А теперь, Ватсон, посмотрим на реакцию окрашивания салициловой кислоты, другого соединения с фенольной группой. Вот эта пробирка. Видите, при добавлении всего одной капельки появилось слабое фиолетовое окрашивание.
Пока я рассматривал вторую пробирку, Холмс набросал в открытом лабораторном журнале химическую схему:
— Однако, Холмс, салициловые препараты уже начинают применять при головной боли и других недомоганиях. Разве не могла графиня пользоваться совершенно безвредным средством?
— Превосходно, Ватсон! — воскликнул он и продолжил, поднося обе пробирки к моим глазам: — Однако ярко-красный цвет пробы маковых компонентов и фиолетовый — пробы салициловой кислоты четко различаются. Более того, известно, что графиня чувствовала себя хорошо и не нуждалась ни в каком лечении. Нет, Ватсон, трихлоридная проба определенно говорит о наличии опиума.
После того как вспыхнувшая было активность Холмса немного угасла, я вернулся к своему журналу, и вновь наступила утренняя тишина. Завтракали мы тоже молча, Холмс по привычке держал перед собой «Таймс» и внимательно изучал первую страницу.
— Ватсон, — неожиданно воскликнул он, — помните статью о торговце, который месяц назад продал саван Спартака по бешеной цене?
— Как же, хорошо помню, — ответил я. — Вы об археологической находке ткани, в которую было завернуто тело римского раба после его гибели? К чему вы?
— К тому, что коммерсанта прошлой ночью убили его же собственной клюшкой для гольфа. Клюшка с тяжелой металлической головкой — необычное орудие убийства.
— Какой ужас, Холмс! Шокирующая новость. Мир становится все опаснее даже для таких людей. Скотланд-Ярд уже кого-то подозревает?
— Ну конечно же. — Голос показался мне необычно радостным. — Шустрый Лестрейд арестовал художника по имени Урий Мальтус. По слухам, Мальтус имел связь с женой торговца.
— Любовный треугольник, Холмс?
— Может быть, Ватсон, может быть, — ответил он задумчиво. — Правда, если у руля Лестрейд, с трудом верится в правильный курс.
На этом дело не закончилось, несколькими минутами позже с улицы перед нашей дверью раздался пронзительный женский голос, прерываемый спокойными просьбами нашей верной домохозяйки миссис Хадсон. Холмс поднялся с кресла, прошел по комнате и открыл дверь. Тут же в нашу квартиру бесцеремонно ворвалась молодая женщина. Она была в простой одежде темных тонов, с коротко стриженными прямыми волосами. На ее покрасневшем лице были видны следы слез.
— Мистер Холмс, — обратилась миссис Хадсон, — простите за… — Но Холмс прервал извинение, знаком попросил ее выйти и повернулся к визитерше.
— Прошу снисхождения, сэр, — произнесла она, — однако мне очень срочно нужна ваша помощь. Понимаете, мой брат Урий Мальтус арестован. Он невиновен, мистер Холмс! Он не обидит и мухи! — Слезы снова покатились по ее щекам, которые она стала вытирать мятым платком.
— Успокойтесь, миссис…?
— Миссис Мэри Нейл, мистер Холмс. В полиции говорят, что брат убил владельца магазина Лидса Ланнера. Но я уверена, что он не делал этого, не убивал! — Мэри Нейл закрыла лицо руками и зарыдала. Холмс молча сделал затяжку, а я почувствовал, что положение врача-консультанта обязывает меня вмешаться.
— Миссис Нейл, — сказал я, слегка обняв ее руками за опущенные плечи. — Мистер Шерлок Холмс сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам. Скажите, при каких обстоятельствах арестовали вашего брата?
Мэри Нейл повернула голову к Холмсу, который одобрительно кивнул.
— Мистер Ланнер и мой брат Урий много лет работали вместе, мистер Холмс. Урий — хороший художник, занимающийся в основном живописью, а мистер Ланнер его агент. Сам Ланнер тоже приобрел несколько полотен Урия. В доме Ланнера много картин. Полиция узнала о романтических отношениях Урия с женой Ланнера. Боюсь, что у них действительно была связь, это правда. Она — эффектная женщина, но слабохарактерная и нерешительная. И она замужем! Все это было слишком непристойно и опасно. Как и следовало ожидать, дело дошло до ссоры Ланнера и Урия. Они грозили друг другу. Естественно, что Урия после смерти Ланнера стали подозревать. Был допрос в Скотланд-Ярде. Лестрейд нашел на пиджаке пятно крови. Алиби на прошлую ночь у Урия не было. Мистер Холмс, я очень хорошо знаю своего брата. Он невиновен. Помогите ему!
Холмс начал прохаживаться по комнате. Клубы сизого дыма тянулись за ним, а его длинные ноги в свете камина отбрасывали на стенку причудливые тени.
— Миссис Нейл, если ваш брат действительно невиновен, я найду способ доказать это. Но должен вас предупредить: пока не будут установлены факты, я не делаю никаких выводов. Мы через некоторое время будем у вас, оставьте свой адрес.
— Вы действительно беретесь за расследование, мистер Холмс? — спросила она с тревогой.
— Да, миссис Нейл. Мой перерыв окончен. Ватсон, попросите, пожалуйста, миссис Хадсон вызвать кеб. У нас с вами появились кое-какие дела в городе.
Позже, когда мы уже сидели в двуколке, погромыхивающей по лондонским улицам, я попытался применить метод Холмса.
— Похоже, Холмс, что Лестрейд просмотрел очевидное, ведь жена покойного попадает под подозрение точно так же, как и Урий Мальтус? Миссис Ланнер наверняка была дома, а ее любовная интрига давала ей мотив избавиться от мужа.
— Дружище, — произнес он, — поздравляю с такими блестящими выводами. Но есть факты, которые заставляют сомневаться в этих умозаключениях.
Разговор, однако, был прерван, так как кеб внезапно остановился у мрачных стен Скотланд-Ярда. Через минуту мы сидели в кабинете инспектора Лестрейда. Перед нами был сам инспектор. Холмс пропустил обычные в таких случаях, но ненужные любезности и сразу перешел к цели нашего визита.
— Кто вчера обнаружил тело Ланнера? — задал он вопрос.
— Сын покойного, Барт, — ответил Лестрейд, заглянув в свой блокнот. — Патрульному сообщили где-то около полуночи.
— И вы, полагаю, разобрались, не попадает ли сын под подозрение?
— Разумеется, мистер Холмс. Барт всю ночь был на вечеринке у Грей Инн Роуд со своими сверстниками. Он все время был в компании дружков и изрядно надрался. Не представляю, как он мог дойти до такого состояния. Домой его привели два приятеля. Они обнаружили тело Ланнера и сразу же отыскали местного констебля. Немного позже патрульный полицейский разбудил миссис Ланнер. Она почивала в спальне. Двое слуг тоже спали в своих каморках.
— Инспектор, — обратился Холмс, — окажите мне одну услугу, позвольте осмотреть пиджак Урия Мальтуса. Тот, на котором пятна крови.
— Не уверен, что это можно, — произнес Лестрейд, и на его лице заиграли желваки. — Хотя нарушение небольшое, дело уже раскрыто… Мальтус угрожал Ланнеру. Они ненавидели друг друга… Ладно, принесу вам пиджак.
Вскоре Лестрейд вернулся с довольно поношенным светло-коричневым твидовым пиджаком, на котором было бурое пятно запекшейся крови. У меня возникли неприятные мысли о яростном нападении и жестоком ударе, а Холмс был в своем амплуа. Прежде чем Лестрейд успел его остановить, Холмс выдернул из пиджака несколько ниток, покрытых темным веществом.
— Вы что? — воскликнул Лестрейд. — Разве можно? Не позволю портить вещественное доказательство!
— О чем беспокоиться, инспектор? — удивился Холмс. — Вот этот пиджак, возвращаю его нетронутым, разве что без совсем крошечной частицы. Никаких повреждений, инспектор, совершенно никаких.
— Ладно… Кажется, действительно ничего не изменилось, — начал успокаиваться Лестрейд. — Но я больше не позволю вам болтаться возле моего расследования. Так что, господа, не лучше ли вам удалиться.
— Вы нас больше не увидите, инспектор, — произнес Холмс, — если, конечно, я не обнаружу чего-либо достойного нашего общения.
Я не слышал, что ответил Лестрейд, потому что Холмс увлек меня за дверь на улицу.
— Еще одно дело, Ватсон, только одно, а потом — в лабораторию, — сообщил он о наших ближайших планах.
Пока мы ехали в кебе, Холмс размышлял:
— Как вы помните, Ватсон, раб Спартак поднял в итальянской Капуе восстание против римлян в 74 г. до Рождества Христова. Через несколько лет он пал в бою. Совсем недавно его похоронное покрывало каким-то путем попало к коллекционерам и было продано.
Экипаж повернул налево, на Фаррингтон-стрит, а я обратился к Холмсу:
— Куда же мы направляемся, Холмс?
— Домой к мистеру Тору Хайдеггеру, новому владельцу савана Спартака.
Громко цокнули копыта резвой лошадки, кеб дернулся и остановился перед величественным каменным сооружением. Холмс расплатился с возницей, а я залюбовался на трехэтажное здание, отделанное гранитом и латунью, с темно-зелеными массивными ставнями. Холмс подошел к двери и позвонил в колокольчик. Через пару минут дверь отворил грузный человек в смокинге такого же темно-зеленого цвета, что и дом.
— Мистер Хайдеггер? — спросил Холмс.
— Да, это я, — ответил тот с легким норвежским акцентом.
— Позвольте обменяться с вами парой слов, сэр. Мое имя Шерлок Холмс, а это мой помощник доктор Ватсон.
— Да-да, входите. Слышал о вас, мистер Холмс, — произнес Хайдеггер.
Он проводил нас в небольшую, но изящно обставленную гостиную. Картины, керамика, скульптуры и старинные изделия покрывали стены, украшали столы и специальные подставки. Все говорило о тонком вкусе и больших познаниях хозяина.
— Мистер Хайдеггер, по моим сведениям, вы недавно приобрели саван Спартака. Можно ли нам взглянуть на него? Мы с Ватсоном — страстные любители римской истории, и осмотр такой археологической ценности доставил бы нам огромное удовольствие.
Такое заявление слегка повергло меня в изумление, но перечить Холмсу я не стал, полагая, что его ложь чем-то оправдана.
— Что ж, мистер Холмс, — ответил после небольшого раздумья Хайдеггер, хотя в его голосе проявилась некоторая подавленность. — Он здесь. Подождите, пожалуйста.
Коллекционер вышел, а я тихо обратился к своему коллеге:
— Наше притворство может привести к конфузу, Холмс.
— Не думаю, но оно может дать нужный ответ. Сейчас все выяснится.
Норвежский хозяин появился, неся в руках длинный плоский ящичек из полированного вишневого дерева. Он поставил ящик на стол перед Холмсом и тихо произнес:
— Вот он, саван, мистер Холмс.
Покров, находившийся в ящике, действительно выглядел древним. Ткань стала жесткой и ломкой от времени, рядом с большим полотном виднелись отломившиеся от него кусочки. Если приглядеться, можно было заметить темные следы крови, которые появились, несомненно, из ран погибшего. Я глубоко задумался о жизни и смерти прославленного раба Древнего Рима.
— А это что, мистер Хайдеггер? — произнес после нескольких минут созерцания исторической реликвии Холмс, показывая на стену. — Оригинальный сюжет Урия Мальтуса? Кажется, это «Святой Антоний»?
— Совершенно верно, мистер Холмс, это он. Я приобрел его одновременно с саваном, хотя, как вы, наверное, понимаете, картина досталась по гораздо более низкой цене.
Пока Хайдеггер любовался живописью, Холмс быстро схватил небольшой кусочек савана и сунул его в карман.
— Очаровательно, — произнес Холмс, как будто ничего не случилось, и выразительно посмотрел на часы. — Боюсь, однако, что доктор Ватсон и я опаздываем на встречу и вынуждены вас покинуть. Очень благодарен за радушный прием. Мы не напрасно посетили ваш дом.
Хозяин проводил нас до двери, где мы с ним и распрощались.
Когда мы вышли на Фаррингтон-стрит, начался холодный дождь.
— Холмс, — начал я, — вы там…
— Дождик, Ватсон, — пробормотал Холмс, поднимая воротник своего пальто. — Нам нужен кеб. И побыстрее.
Минут через двадцать мы уже были в квартире на Бейкер-стрит, 221Б. Холмс молчал всю дорогу, дома тоже не произнес ни звука, торопясь приготовить какие-то растворы на лабораторном столе. Я догадывался, что он собирается исследовать волокна из пиджака Мальтуса и кусочек савана, похищенный у Хайдеггера. В этих делах я был ему плохой помощник, поэтому не отвлекал его и терпеливо ждал.
— Ватсон, идите-ка сюда, — наконец услышал я. — Надо, чтобы вы засвидетельствовали результаты.
Я поднялся с кресла и подошел к столу.
— Сначала скажу вам несколько слов о химическом обнаружении крови, — начал Холмс. — Такие исследования необходимы, ведь не всегда ясно, что за бурые пятна: кровь или что-то другое. Помните, мы с вами впервые встретились в 1881 году и провели расследование, описанное вами под названием «Этюд в багровых тонах»? Уже тогда я говорил, что интересуюсь химическими методами распознавания следов крови.
— Отлично это помню, — подтвердил я.
— И уверен, что с вашими познаниями в современной медицине вам известен состав таких сложных соединений, как белки, которые чудесным образом поддерживают все разновидности биологической жизни. Углерод, водород, кислород, азот, сера — всего пять элементов.
Я кивнул, а Холмс продолжал:
— В немецком журнале «Berichte» , что значит просто «сообщения», за 1897 год Ненцкий и Бургхардт описали качественную химическую пробу на белки. Ее принцип довольно прост. Берется краситель тетрабромфенолфталеиновый эфир, который в нейтральной среде имеет желтый цвет. Вот его формула в блокноте. В щелочной среде он образует соли, и его калиевая соль — голубая. Если удалить калий, например добавлением уксусной кислоты, окраска меняется с голубой на желтую. Однако, как показали немецкие химики, в присутствии белков — а кровь, Ватсон, тоже белок! — образуется солеобразное производное, которое не дает желтого окрашивания даже при избытке уксусной кислоты. Это блестящий способ!
— А теперь, Ватсон, смотрите внимательно, — продолжал он. — Вы становитесь официальным свидетелем. В левой пробирке находится экстракт из волокон, взятых с пиджака Мальтуса. Капаю сюда раствор голубой соли. Теперь добавляю пару капель уксусной кислоты. Ватсон! Следите за пробиркой.
— Раствор из голубого снова стал желтым, — подтвердил я.
— Совершенно точно! Теперь пойдем дальше, — вдохновился он, — проделаем то же самое с вытяжкой из загрязненных кусочков савана. Добавляю голубую соль. Снова — две капли разбавленной уксусной кислоты. Голубой цвет не меняется. Мы обнаружили белки крови!
— Это кровь, Холмс! — воскликнул я в возбуждении. — Кровь на саване! Кровь Спартака!
Чтобы разгадать загадку, надо ответить на следующие вопросы:
- Почему саван Спартака дал положительную пробу на белок и что она может означать?
- Кто убил Лидса Ланнера?
- Что послужило мотивом убийства?
